Дневник Игоря Константиновича Малахова. Тетрадь 1-я. 1941–1942 гг.
Игорь Константинович Малахов (1927 г. р.) на момент ведения дневника был учеником выпускного класса; летом 1942 г. устроился работать учеником монтёра на ремонтный завод АТУЛ, на котором в том числе ремонтировали городские автобусы; 29 августа 1942 г. вместе с матерью эвакуирован из Ленинграда.
О жизни в блокадном Ленинграде в декабре 1941 г.:
«Неплохо по тем временам встретили мы Новый год. Электричество выключили в восемь часов вечера, но мы зажгли коптилки. Мы празднично сервировали стол. Радостно горела буржуйка. Подробностей не помню, к сожалению. Был, кажется, густой рисовый суп из консервов, жареный кролик, по 2 блина на душу, кофе с соевым молоком, повидло, хлеб с маслом и сыром (последнее получили по карточкам), по кусочку шоколада. Выпили немного кагору, помечтали о более счастливых днях и в 10 часов разошлись спать, не дождавшись традиционного боя часов кремлёвской башни. Так встретили мы 1942 год в осаждённом Ленинграде».
«В школе наступили зимние каникулы, и я ходил туда лишь за супом. 7 числа нам в театре им. Пушкина была устроена ёлка… Даже в такие тяжёлые дни город находил возможность заботиться о своих юных гражданах. Мы смотрели спектакль Музкомедии «Свадьба в Малиновке», беседовали с артистом Королькевичем, потом в ресторане «Метрополь» нас покормили. День прошел хорошо, весело, мы отвлеклись немного от тяжёлых переживаний».
Дневник Юрия Давыдовича Хазанова. 1941–1942 гг.
9 ноября 1941 г.:
«Как жить дальше? Но нужно жить! Нужно! Всю волю, всю энергию, весь остаток сил, все нужно мобилизовать для этого.<…> Пережить всё. Ведь должен же придти и этому конец. Нам грозит голодная смерть, но, может быть, как-нибудь вытяну. Нам грозит немецкая бомба или снаряд, но, может быть, минует меня этот подарок. Ну что же ещё, ещё раз скажу: терпеть, ждать и надеяться».
3 февраля 1942 г.:
«Эх! Кабы мне вырваться из этого ада, и кончилась бы эта проклятая бойня, как бы я смог теперь после этого кошмарного урока, как бы я смог хорошо устроить свою жизнь, только бы Бог и судьба дали мне жизнь. Моя мечта Батуми. Забрать маму и на юг, к теплу, морю, фруктам и овощам, к тихой, спокойной и мирной жизни. А ведь это не миф, а вполне реальные мечты <…> Господи, дай хоть проблеск в моей жизни к лучшему. Ну за что так наказываешь, уж не такой я грешник. <…> Я хочу жить, мне всего 27 лет и я имею право на жизнь. Да! Должен быть поворот. 8 месяцев мучений при моих силах и здравии – это для меня через край».
Валентина Александровна Меллер (урожд. Лодочкина, 1912 г. р.) пережила блокаду Ленинграда, в период с 1939 по 1945 г. вела дневник, который включает фрагментарные записи, сделанные с июня 1941 по июнь 1942 года.
25 декабря 1941 г.:
«Сегодня самый радостный день за период войны. С утра все люди поздравляют друг друга, и всё потому, что с сегодняшнего дня прибавили норму хлеба на рабочую карточку по 100 г, а на все остальные, т. е. детские и иждивенческие, по 75 г. Я получила 100 г хлеба на два дня, так я, пожалуй, за сегодня свою норму и не съела. Конечно, съесть я её могла. Но вполне терпимо смотрю на завернутый пакет, который меня всё же соблазняет, но я думаю, что доживу вполне до завтрашнего обеда, т. к. сегодня я съела 4 дурандовых лепешки и мясную, так что я есть не должна хотеть. Но меня удивляет то обстоятельство, что, сколько ни ешь, а кушать всё хочешь, и я ещё не верю в то, что наступит такой день, когда я буду сыта, но думаю, что скоро всё же наступит. <…> Вся надежда на улучшение продовольствия, на новый 1942 год, вот очистят северную дорогу, и Ленинград получит много продуктов».
Надежда Васильевна Фёдорова (1927 г. р.). Дневник
«А есть всё хочется и с этим ничего не поделаешь. Казалось, что эта мысль съедала всё твоё существо. Помню, как мы с братом нашли сыромятный ремень. Разрезали его на кусочки и долго, долго варили, всё ждали, когда в этом бульоне появятся звёздочки жирка. Пилили стулья, чтобы затопить печурку. На моем большом пальце и до сих пор сохранились зигзаги от пилы. А на одном пальце ножом отрезана макушка. Она приросла не ровно. Уж очень хотелось тоненькими кусочками нарезать хлеб, чтобы было его побольше».
