В ночь с 16 на 17 июля 1918 года в Екатеринбурге в доме инженера Н. Н. Ипатьева был расстрелян последний российский император Николай II, императрица Александра Федоровна, их дети, а также несколько приближенных лиц.
После этого события прошло уже более ста лет, но до сих пор эта тема глубоко трогает, тревожит, вызывает споры: кто-то оплакивает Царскую семью, кто-то этих слез не понимает. Почему именно Царская семья? Почему люди так горюют по августейшим особам и так редко вспоминают о том, что как при царизме, так и после его крушения, жестоко «расходовался» простой народ?
Думаю, это можно объяснить следующим образом: у людей есть потребность сопереживать, любить, жалеть, но так как невозможно сопереживать абстрактно, не имея перед глазами конкретных, хорошо изученных примеров, в качестве примера (объекта сопереживания) берут ту или иную личность, история которой широко известна. Таким образом, Царская семья – это что-то вроде символа, образа, который вызывает сострадания не только локального характера, но и общего. Подобного рода сопереживания можно воспринимать не как жалость к определённой личности или личностям, а скорее как жалость вообще. Общечеловеческую жалость. Идею жалости.
Николай II с сыном Алексеем, 1910 г.
Николай Александрович с супругой.
Царские дети, 1910 г.
Попробуем поглубже всмотреться в портреты императора Николая II и его близких.
Николай II представляется очень загадочным человеком. Его чрезмерное спокойствие, крайне сдержанное поведение, замкнутость порождают противоречивые толки. У большинства исследователей эти характеристики создают впечатление о слабоволии, нерешительности государя, в то время как В. Хрусталев в книге «Романовы: от предательства до расстрела» оценивает его поведение как «результат многолетних волевых усилий, вошедших в привычку».
Также о личностных качествах и внутреннем мире государя можно судить по его дневникам.
У меня сложилось представление, что Николай II был человеком с мягким характером. Возможно, он не имел природных наклонностей к самодержавному управлению и в каких-то вопросах не проявлял должной твердости, что в его положении самодержца могло повлечь и влекло за собой негативные последствия. Но так или иначе, душевная мягкость и деликатность не характеризуют его, как плохого человека.
Судебный следователь Н. А. Соколов, занимавшийся расследованием преступления против Царской семьи, в своих трудах отмечает, что «по своей природе он (Николай) был совершенно не способен причинить лично кому-нибудь зло».
Продолжая следствие, Н. А. Соколов пишет:
«
Было два свидетеля, вынужденных всей своей ролью около Царя давать отрицательное о нем толкование. Это Керенский и князь Львов. Первый видит в Царе скрытность, недоверчивость к людям, презрение к ним, ограниченность интеллекта, не отрицая, однако, у него «какого-то чутья к жизни и к людям».
Князь Львов говорит о Царе как о «лукавом византийце». И в то же время оба они: и Керенский, и князь Львов, характеризуя Царя, употребляют одно и то же выражение. Керенский говорит о его «чарующих глазах». Львов говорит об «очаровании», которое он производил на людей».
Судя по показаниям других свидетелей, как самодержец, имея много недостатков, как человек и семьянин, отъявленным негодяем Николай никогда не был, напротив, его считали добрым и простым человеком.
То же можно сказать и об Императрице. Болевшая истерией («теперь я, как врач, не могу считать Её Величество вполне нормальной», – слова доктора Боткина), дошедшая в своей религиозности до фанатизма, она всегда оставалась честной и доброй женщиной, о чем свидетельствуют показания придворных, многочисленные письма и личные записи.
О княжнах невозможно сказать ни одного плохого слова. Конечно, это ещё и в силу возраста и положения – у них просто не было времени совершить что-то, за что их можно было бы осуждать. Неизвестно, какими бы они стали, если бы имели возможность вырасти, но скорее всего, негодяйками 
бы не стали, о чем свидетельствуют их личные дневники, которые дают представление о высоком уме и милосердии этих девушек. По крайней мере, на момент своей смерти, Великие Княжны, были чисты и невинны. Это же касается и наследника Алексея.
Конечно, в истории много примеров и того как власть истязает народ, и того, как народ жестоко расправляется над представителями власти. Ясно и то, что человек, которому причинили страдания, останься он в живых, теоретически мог бы сам стать причиной страданий и смерти других.
Теоретически. Но сложилось иначе.
В данном случае мы видим, что царь, не являющийся отъявленным негодяем, даже скорее будучи хорошим человеком, и его ещё более невинная семья, были убиты, причём вследствие непродуманности плана действий, убиение прошло вовсе не гладко и не безболезненно. Присовокупим к этому жуткие меры по устранению тел, получится картина совершенно скверная. Безусловно, жаль царскую семью. Но жаль не только их, через них жалко и других жертв насилия. На самом деле всегда жалко и жертв и палачей. Всех.
Но необходимо учитывать всю трагическую безысходность ситуации, сложившейся в стране, тот бедственный поток, в водоворот которого попала семья Николая II.
Нужно учесть обстановку накануне революции, тот «исторический тупик», в котором оказалась страна, причем, отчасти вследствие неумелого ведения дел Николаем II, процесс самой революции и последовавшую за ней гражданскую войну, чтобы на фоне этих событий оценить положительные и отрицательные стороны личности Николая II, и относиться к нему и его семье не как к идолам, а как к людям простым. Но эти люди подверглись страшному насилию и страданиям, которые в представлении христиан и возвысили Романовых до статуса святых. Не святые были казнены, но казненные через страдания обрели святость.
Никогда не нужно забывать и то, что убийство Царской семьи не было самоцелью, а явилось результатом сложных политических процессов.
Иоффе, Генрих Зиновьевич. Революция и судьба Романовых / Г. З. Иоффе. – М. : Республика, 1992
В книге Г. Иоффе «Революция и семья Романовых» есть очень трезвые слова на этот счет:
«Ни для одного поколения российских революционеров, даже тех, кто исповедовал террор, смерть, казнь царя и его преемников никогда не были жестокой самоцелью, воплощением суровой классовой мести. Никто не жаждал крови… Так складывались политические условия борьбы с самодержавием, что на пути к освобождению они практически не оставляли места для мирных средств (…) Так было в английской революции, казнившей Карла I, так было во французской революции, обезглавившей Людовика XVI и Марию-Антуанетту. Так произошло и в Октябре.
Но по словам великого революционера Герцена, «какая бы кровь ни текла, где-нибудь текут слезы, и если иногда следует перешагнуть их, то без кровожадного глумления, а с печальным трепетным чувством страшного долга и трагической необходимости…»
Автор статьи
читатель библиотеки Матвийчук К.
