Пахнет горячими ватрушками, по ветерку доносит. Я сижу на досках у сада. День настояще летний. Я сижу высоко, ветки берез вьются у моего лица. Листочки до того сочные, что белая моя курточка обзеленилась, а на руках – как краска. Пахнет зеленой рощей. Я умываюсь листочками, тру лицо, и через свежую зелень их вижу я новый двор, новое лето вижу. Сад уже затенился, яблони – белые от цвета, в сочной, густой траве крупно желтеет одуванчик. Я иду по доскам к сирени. Ее клонит от тяжести кистями. Я беру их в охапку, окунаюсь в душистую прохладу и чувствую капельки росы. Завтра все обломают, на образа. Троицын день завтра.
И. С. Шмелев
День Святой Троицы – один из двенадцати двунадесятых праздников в церковном календаре. Его также называют Троица, Пятидесятница, Сошествие Святого Духа.
Праздник совершается на пятидесятый день после Пасхи, поэтому его еще называют Пятидесятницей. В этот день православные христиане вспоминают Сошествие Святого Духа на апостолов, после чего ученики Господа стали способны говорить на разных языках и разошлись по всему миру, чтобы проповедовать учение Христа.
Троица всегда выпадает на воскресенье. Поэтому верующие люди стараются в этот день прийти в храм. Служба в храме на Пятидесятницу особенно торжественная. Полы выстилают полевыми травами, ветвями берез, в вазах стоят цветы и березовые веточки. Благоухание свежескошенной зелени, зеленые облачения священнослужителей – все говорит о великом замысле Божием, о победе Христа над смертью, о Царстве Божием.
Обычай украшать храм зеленью на Троицу имеет несколько объяснений. Во-первых, березы напоминают о дубраве Мамвре, где был дуб, под которым Святая Троица в виде трех ангелов явилась Аврааму.
Во-вторых, в тот день, когда Святой Дух сошел на апостолов, иудеи отмечали свой праздник Пятидесятницы, который был связан с историей дарования им Закона Божия. На пятидесятый день после исхода из египетской земли евреи подошли к Синайской горе, где Господь дал Моисею десять заповедей. Это было время весны, и вся гора Синайская была покрыта цветущими деревьями. Вероятно, отсюда в древней Церкви был обычай в день Пятидесятницы украшать храмы и дома зеленью, чтобы как бы вновь очутиться на горе Синайской с Моисеем.
В православных храмах на Троицу после Литургии служится вечерняя с чтением коленопреклонных молитв. В этот день впервые после Пасхи встают на колени, чтобы просить Бога о прощении грехов и покаяться. Момент покаяния ясно отражен в текстах этих молитв.
Празднику Святой Троицы предшествует Троицкая родительская суббота – день всеобщего поминовения усопших. В Троицкую субботу в храмах служится заупокойное богослужение, во время которого Церковь поминает всех преждепочивших православных христиан.
А следующий за Троицей понедельник, Духов день, считается продолжением праздника Пятидесятницы.
Попразднество Троицы длится шесть дней, то есть до следующей субботы на богослужениях звучат посвященные событию песнопения. В течение недели после Троицы поста нет: мясо, молоко и яйца можно есть даже в среду и пятницу на сплошной праздничной седмице.
Славяне называли Троицу также Троица-Богородица, Венки, Веношник, День березки.
Троицкие гулянья знаменовали переход от весны к лету. К Троице, как правило, заканчивались все весенние сельскохозяйственные работы.
В русских деревнях считалось, что на Троицу нельзя «тревожить» землю – копать, рыть, пахать и сажать что-либо. Земля в этот день отдыхала и праздновала свои именины.
К празднику хозяйки традиционно мыли и убирали дом и двор, отцы семейств и сыновья косили траву в полях. Пекли пироги и караваи, завивали венки из березы и цветов, ходили в гости. Парни и девушки гуляли в лесах и на лугах. Девушки специально шили к празднику наряды. Головы украшали венками из цветов. Эти венки потом бросали в воду и гадали: чей венок тонул, та девушка скоро должна была выйти замуж. Также в этот день водили хороводы, завивали и украшали лентами березки.
А теперь давайте прочитаем отрывок из главы «Троицын День» романа Ивана Шмелева «Лето Господне».
Солнце слепит глаза, кто-то отдернул занавеску. Я жмурюсь радостно: Троицын День сегодня! Над моей головой зеленая березка, дрожит листочками. У кивота, где Троица, тоже засунута березка, светится в ней лампадочка. Комната кажется мне другой, что-то живое в ней.
На мокром столе в передней навалены всякие цветы и темные листья ландышей. Все спешат набирать букетцы, говорят мне – тебе останется. Я подбираю с пола, но там только рвань и веточки. Все нарядны, в легких и светлых платьях. На мне тоже белое все, пикейное, и все мне кричат: не обзеленись! Я гуляю по комнатам. Везде у икон березки. И по углам березки, в передней даже, словно не дом, а в роще. И пахнет зеленой рощей.
На дворе стоит воз с травой. Антипушка с Гаврилой хватают ее охапками и трусят по всему двору. Говорят, еще подвезут возок. Я хожу по траве и радуюсь, что не слышно земли, так мягко. Хочется потрусить и мне, хочется полежать на травке, только нельзя: костюмчик. Пахнет, как на лужку, где косят. И на воротах наставлены березки, и на конюшне, где медный крест, и даже на колодце. Двор наш совсем другой, кажется мне священным. Неужели зайдет Господь во Святой Троице?
… Мы идем все с цветами. У меня ландышки, и в середке большой пион. Ограда у Казанской зеленая, в березках. Ступеньки завалены травой так густо, что путаются ноги. Пахнет зеленым лугом, размятой сырой травой. В дверях ничего не видно от березок, все задевают головами, раздвигают. Входим как будто в рощу. В церкви зеленоватый сумрак и тишина, шагов не слышно, засыпано все травой. И запах совсем особенный, какой-то густой, зеленый, даже немножко душно. Иконостас чуть виден, кой-где мерцает позолотца, серебрецо, – в березках. Теплятся в зелени лампадки. Лики икон, в березках, кажутся мне живыми – глядят из рощи. Березки заглядывают в окна, словно хотят молиться. Везде березки: они и на хоругвях, и у Распятия, и над свечным ящиком-закутком, где я стою, словно у нас беседка. Не видно певчих и крылосов, – где-то поют в березках. Березки и в алтаре – свешивают листочки над Престолом. Кажется мне от ящика, что растет в алтаре трава. На амвоне насыпано так густо, что диакон путается в траве, проходит в алтарь царскими вратами, задевает плечами за березки, и они шелестят над ним. Это что-то… совсем не в церкви! Другое совсем, веселое.
… Это не наша церковь: это совсем другое, какой-то священный сад. И пришли не молиться, а на праздник, несем цветы, и будет теперь другое, совсем другое, и навсегда. И там, в алтаре, тоже – совсем другое. Там, в березках, невидимо, смотрит на нас Господь, во Святой Троице, таинственные Три Лика, с посошками. И ничего не страшно. С нами пришли березки, цветы и травки, и все мы, грешные, и сама земля, которая теперь живая, и все мы кланяемся Ему, а Он отдыхает под березкой. Он теперь с нами, близко, совсем другой, какой-то совсем уж свой. И теперь мы не грешные.
… Я стою на коленках и не могу понять, что же читает батюшка. Он стоит тоже на коленках, на амвоне, читает грустно, и золотые врата закрыты. Но его книжечка – на цветах, на скамейке, засыпанной цветами. Молится о грехах? Но какие теперь грехи! Я разбираю травки. Вот это – подорожник, лапкой, это – крапивка, со сладкими белыми цветочками, а эта, как веерок, – манжетка. А вот одуванчик, горький, можно пищалку сделать.
… Народ выходит. Горкин с отцом подсчитывают свечки и медяки, записывают в книгу. Я гуляю по церкви, в густой, перепутанной траве. Она почернела и сбилась в кучки. От ее запаха тяжело дышать, такой он густой и жаркий. … Я смотрю на Святую Троицу, а Она, Три Лика, с посошками, смотрит весело на меня.
… После обеда народу никого не остается, везут и меня в Сокольники. Так и стоит наш двор, зеленый, тихий, до самой ночи. Может быть, и входил Господь? Этого никто не знает, не может знать.
Ночью я просыпаюсь… – гром? В занавесках мигает молния, слышен гром. Я шепчу – «Свят-свят, Господь Саваоф» – крещусь. Шумит дождик, и все сильней, – уже настоящий ливень. Вспоминаю, как говорил мне Горкин, что и «громком, может, погрозится». И вот, как верно! Троицын День прошел; начинается Духов День. Потому-то и желоба готовил. Прошел по земле Господь и благословил, и будет лето благоприятное.
Березка у кивота едва видна, ветки ее поникли. И надо мной березка, шуршит листочками. Святые они, божьи. Прошел по земле Господь и благословил их и все. Всю землю благословил, и вот – благодать Господня шумит за окнами.