ученица 11 «Б» класса МАОУ «СОШ №39»
Полунина Валентина Сергеевна, или как я называла её в детстве, баба Валя, для меня не просто соседка. Она долгое время была близкой подругой моей прабабушки, мы все жили в одном подъезде. Я знаю Валентину Сергеевну столько, сколько себя помню. Ещё когда я была маленькой, она немного рассказывала о том, что является Ветераном Труда. Сейчас, накануне 70-летия Победы, настало время рассказать о её героических трудовых буднях в годы Великой Отечественной войны всему подрастающему поколению в качестве примера служения Родине.
Из рассказа Валентины Сергеевны:
«Я родилась в 1925 году в селе Глебовское Суздальского района. Когда мне было 5 лет, отец получил воспаление легких на зимнем лесоповале и умер. Мама осталась одна с тремя детьми (брат Анатолий младше был на год, сестренка Мария совсем маленькая была), работала на трех работах, уставала. Хорошая она была очень: никогда, никогда нас не била. А в других семьях, бывало, и до рубцов лупили. Да и мы послушные были очень, как мама скажет: «Ой, детки мои, дрова-то кончаются…» , — а мы и нанесем быстренько. Во всем ей помогали. Я до сих пор жива ещё потому, что в детстве недоедала. Бегала голодная, маме помогала. Всю юность была маленькая, метр сорок, наверное, и очень худенькая. Меня долго за ребенка считали. А расти начала только после 20 лет.
Четыре класса школы закончила в селе, до седьмого училась в Суздале. Потом работала в колхозе села Глебовское: на полевых работах, огороды пропалывала, зерно молотила.
Мне было 16 лет, когда началась война. Призывали нас периодически на трудовой фронт (после 16 лет). Ездили в разные области, там копали огромные окопы, широкие и очень глубокие. По каким именно областям ездили, уже не помню. Только город Кинешма вспоминается. Когда нас отправляли в окопы, родители в рюкзаки клали картошку, сухари. Поинтересовалась как-то у бригадира: «Для чего такие траншеи?». Он объяснил, что это противотанковые рвы, танкам через них не пройти. Как было: летом мы в колхозе работаем, а осенью-зимой окопы роем. Работали в снег, в дождь, по 12 часов в день.
Размещали нас в близлежащих селах по 6-8 человек в доме. Приходили сырые, грязные. Даже до утра одежда просохнуть не успевала, снова шли так на работу. Бывало, у порога грязь пока счистишь, а потом бегом к печке — одежду положить, чтобы просохла. Кто не успел — шел работать сырым.
Сколько работали на холоде и в голоде — никто не болел. А кто если болел, все равно работали, тем и спасались.
Тяжело окопы рыть…Стою я в самом низу, зачерпываю полную лопату земли и кидаю на приполок (земляной выступ на 1,5-2 м от дна). На приполке эту горсть земли зачерпывает другой человек и выбрасывает дальше из окопа.
Денег не платили. К обеду приезжал за нами грузовик, мы залезали, кто как мог, ехали в село (автобусов не было). С утра ничего не ели, а в обед нам давали суп и две ложки второго. Хлеба по 600 г. И съедали его во время обеда – казалось, всё мало. Смешно: сейчас мне столько хлеба хватит на неделю. Нам устраивали что-то типа столовых в управлении председателя. Там нам варили и кормили нас. Иногда готовили и хозяева дома, где жили. Только накормить восемь голодных ртов-та ещё задача!
В сентябре 1942 года нас, ребят из разных мест, отправили в Москву. Там мы должны были строить насыпь для железной дороги. Нас расселили в цехе завода,который был эвакуирован на север. Какой это был завод, нам знать было не положено. Нам выдали наматрасники и привезли машину соломы, поставили несколько железных кроватей, а кому не хватило, те спали на оставшейся соломе. Подушек не было.
С нами были узбеки. Им очень был страшен наш холод, а нам было нипочём. Они всё время пили чай, грелись. Чай выдавался по карточкам: пачка на месяц человеку. Они с удовольствием меняли свою пайку хлеба на пачку чая.
Нам давали на работе немного денег, чтобы мы могли выкупить обед.
Однажды зимой, в 1943 году, подъехали к цеху, а в Москве был дан салют в честь того, что был отвоеван город Белгород у немцев. С нами были люди, эвакуированные из Беларуси, Украины. Они заплакали и закричали, что бомбят. Мне было очень жалко их.
Когда нас отпустили с работ, мы сами добирались домой. Мне надо было добраться до Суздаля, а там до Глебовского. Автобусы не ходили, добиралась на попутных машинах. В первый день добралась только до Владимира. Ночевала у родных, которые жили рядом с Золотыми воротами. Рано утром я пошла пешком через весь Владимир в село Доброе, где был поворот на Суздаль. Там уже несколько человек дожидалось попутной машины. Когда подъехала машина, шофёр объявил, что возьмет 10 человек, которые едут только до Суздаля с условием, что они будут откапывать машину от снега и толкать её. Я попала в то число. В этот год заносы были выше роста человека.
Так мы поздно вечером добрались до Суздаля. Я пошла пешком до Глебовского (где-то 3 км). Было очень темно и 30 градусов мороза. Одета я была в поношенную телогрейку, штаны какие-то были на мне, бутсы(кожаные военные ботинки, низенькие очень (тут Валентина Сергеевна показывает мне ладонью на ноге место чуть повыше щиколотки) и обмотки (длинный кусок ткани шириной примерно 10 см,которым обматывали ноги до колен («Даже военные сейчас таких, наверно, носить не станут»-замечает Валентина Сергеевна). Эту одежду нам выдали в Москве, так как мы приехали в сентябре, а работать пришлось зимой.
Снега выпало выше колена. Иду селом, мне навстречу женщина. Стала ко мне подходить, перекрестилась и говорит: «Господи, вот и моя где-то так же скитается…». И быстрей прошла мимо меня в один дом, где ей надо было отдать подшить валенки. Я поняла, что это моя мама. Я сказала ей вслед: «Мама», — а она быстрее зашла в дом. Она меня не узнала в темноте.
Я пришла домой, дома была младшая сестра, Манька. Она только сказала: «Есть будешь?». Я ответила: «Нет», — хотя весь день ничего не ела. Сняла с себя все, как добралась до кровати, не помню. Легла и сразу уснула. Я так устала, что мне было не до еды.
Мама пришла в слезах. Говорит: «Встретила девчонку в бутсах. Вот и наша где-нибудь так же… Письма-то давно нет… А мне сзади тоненьким голоском сказал кто-то «Мама»…» (а мы не собирались писать, думали — вот приедем уже скоро). А сестра отвечает: «Не плачь, она на кровати уже спит». Когда я проснулась, мама была мне очень рада и рассказала, что это мне она вчера ходила подшивать валенки. А потом сшила мне новую куртку взамен рабочей спецовки, чтобы я могла работать в хороших вещах.
В 18 лет (в 1943 г.) мне пришла повестка. Меня призвали во Владимир на завод под номером 303. Он был военным, сначала там хотели выпускать танки. А стали выпускать трактора, так как немец стал отступать и нужны были сельскохозяйственные машины, чтобы снова работать на земле. На заводе в отделе кадров меня спросили, кем я хочу работать. Я сказала, что кочегаром, потому что все, кто со мной был призван, были направлены кочегарами. Мне ответили: «Кочегаром работать несложно, а чтобы работать на заводе, надо учиться». Меня оформили учеником диспетчера. Я выучилась и стала работать диспетчером смены. Общались по телефону. В каждом цехе были диспетчеры, у них были данные по работе их цеха. И они отчитывались, сколько собрали узлов или каких деталей не хватает. Приходилось звонить в нужный цех и требовать, чтобы поторопились с подачей деталей. Приходилось побегать (территория была большая, а завод тогда только строился), чтобы лично удостовериться, а то и на руках приходилось приносить деталь, чтобы не задержать сборку.
Работа была трёхсменная. Я должна была утром на «оперативке» (собрание начальников производства завода и производства цехов) доложить, как сработал завод, сколько собрали тракторов, узлов, сколько отлили крупных деталей.
Однажды мне позвонил диспетчер сталелитейного цеха.Я его спросила: «Сколько отлили задних мостов?». Он ответил: «Нисколько»
-Почему?
-Козел в огранке.
(Огранка – боковые стороны плавильной печи.)
Когда я на «оперативке» об этом доложила, меня спросили: «Как же козел туда попал?». Я ответила: «Забор-то низкий, он взял да и перепрыгнул».
Тут начальники цеха подняли такой смех, а я не поняла, в чем дело. Они шутили, говорили: «Не мешала бы козлятинке!»
Когда закончилась «оперативка», начальник производства Слуцкий Матвей Исаевич пригласил меня к себе, дал мне записку и сказал: «Иди в сталелитейный цех, к старшему мастеру, внимательно выслушай, что он тебе расскажет». Старший мастер повел меня на участок, показал формовочный цех, и объяснил мне, что туда загружают металл, а сюда-уголь. И если кончается уголь, металл застывает, и это называется «козлом». Этот металл должны будут разрезать и заправлять печь снова. Когда я это всё услышала, то поняла, насколько я глупа. Вышла из цеха и горько заплакала. Пришла на рабочее место в слезах, старшему диспетчеру сказала: «Дайте мне листок бумаги, я уйду в кочегары». Она (Люба Титова) меня спросила: «Что случилось?». Я ей объяснила, а сама всё плакала. Люба пошла к Матвею Исаевичу и всё ему рассказала. Он вызвал меня и сказал: «Чтобы всё знать, нужно учиться. У нас во Владимире есть машиностроительный техникум. Тебе надо поступить и учиться на вечернем отделении». Я подготовилась и поступила туда.
Потом потребовался диспетчер в цех, мне можно было работать в одну смену, и я перешла туда. Раньше работала в две смены по 12 часов, сутки через двое, приходила в 7 часов утра и работала до следующего утра.
В цехе работали женщины, подростки, которым, чтобы работать на станке, делали приставки, на которые они вставали, чтобы достать до машины.
Цех не отапливался, чтобы немного согреться, жгли деревянные половые шашки. Все ходили в копоти от гари, лица до того перемазаны, что людей не узнать было.
Я получала как рабочая карточку — 600 г хлеба в день. А плановиком работала женщина, у которой было двое детей. Она получала 450 г. Она просила переоформить её на 600 г., но диспетчером она работать не могла. Ей отказали, и она попросила меня поменяться. Я согласилась, и отдала свои карточки. Я осталась работать диспетчером, но стала получать 450 г хлеба в день.
Когда я закончила техникум, я работала старшим диспетчером цеха, потом меня повысили и поставили начальником планово-распределительного бюро. Я работала от души, получала награды в соцсоревнованиях.
Когда объявили о победе, я жила в общежитии Тракторного завода (по 10 человек в комнате). Как сейчас помню, шел сильный дождь, к общежитию пришли военные — им дали увольнительные. Мы все очень радовались.
После войны я получила награды за Победу, получила награду как Ветеран Труда. У меня появились семья и дети, стало трудно иметь ненормированный график, когда приходилось работать по 14 часов. Я просила, чтобы мне нашли замену, я обещала, что поработаю за начальника планово-распределительного бюро, пока новый человек не освоиться на моем месте. Мужчины уходили через месяц или два, заявляя: «Мы на износ работать не хотим».
Так я проработала на Тракторном заводе 40 лет в одном цехе . Всего производственный стаж у меня 53 года. После 40 лет работала лифтером в общежитии завода. На пенсию вышла начальником смены. Я работала до 72 лет».
Валентина Сергеевна сама себе готовит и ходит в магазин. Ведет активный образ жизни. А ведь 2 июня этого года ей исполнится 90 лет! В ходе беседы Валентина Сергеевна не раз мне говорила: «Ох, Лиза, да разве всё вспомнишь? Больше семидесяти лет прошло». Было всякое: и хорошее, и плохое, и люди в то время попадались разные. Но Валентина Сергеевна о плохом предпочитает не вспоминать, потому что по натуре она оптимист. Она довольно подвижна, у неё очень живая мимика и хорошая память, вообще Валентина Сергеевна — человек легкий, любит пошутить и посмеяться. Когда я уходила, Валентина Сергеевна сказала мне напоследок: «Лиза, спасибо тебе, что вспомнить всё это заставила. Бывало, лежу, отдыхаю, а в голове воспоминания юности возникают. А то могла бы напрочь всё забыть». Мне было очень приятно, что я помогла ей так же, как она мне. Я считаю, что мы не должны забывать всех тех, кто вносил свой вклад в Победу, будь то на фронте или в тылу.
Вся моя семья очень уважает Валентину Сергеевну и восхищается ею, потому что она — яркий пример того, как действительно стоит жить.
Фото и документы из личного архива представлены в презентации «Полунина Валентина Сергеевна».
