Читатель: Добрый день, Константин Дмитриевич! Кругосветное путешествие – дело долгое, да и на корабле Вы были не в одиночестве. Кто Вам запомнился из попутчиков особенно, с кем завязались дружеские отношения?
Поэт: Судьба наградила меня радостью в пути: в первый же вечер на корабле со мной по-русски заговорил англичанин, сидевший за обедом напротив меня. После всю дорогу вплоть до Тенерифа, куда он направлялся, мы говорили по-русски и по-английски.
Читатель: Любопытный англичанин, подкупает его знание русского языка. Как его звали?
Поэт: Это был Оливер Уордроп. Русскому он обучался у ныне покойного моего друга Оксфордского ученого Уильяма Морфилла. Сестру мистера Уордропа хорошо знают в Грузии. Она сделала замечательный перевод на английский язык гениальной поэмы Руставели «Витязь в тигровой шкуре».
Читатель: Я познакомился с этой поэмой, когда учился в школе. Книга и сейчас у меня есть: перевел с грузинского и обработал для юношества Н. Заболоцкий, рисунки С. Кобуладзе. Рисунки мне особенно понравились. Не так давно я прочел, что полных русских переводов «Витязя в тигровой шкуре» всего пять. И один из них – Ваш, Константин Дмитриевич!
Поэт: Я впервые узнал Руставели в океанском просторе невдали от Канарских островов, на английском корабле, носившем имя красиво-мудрой богини Афины, где я познакомился с Оливером Уордропом, который дал мне прочесть находившийся при нем в корректурах английский перевод «Барсовой шкуры», сделанный с великой любовью его сестрой, Марджори Скотт Уордроп. Прикоснуться к грузинской розе в просторе океанских зорь, при благом соучастии Солнца, Моря, Звезд, дружбы и любви, и диких вихрей, и свирепой бури, это – впечатление, которого забыть нельзя.
Читатель: Я хорошо помню изображение Руставели из своей книги: могучий красавец с утонченными руками, на коленях раскрытая книга и тигровая шкура…
Поэт: Как Гомер есть Эллада, Данте – Италия, Шекспир – Англия, Кальдерон и Сервантес – Испания, Руставели есть Грузия. Точных сведений о жизни Руставели… еще меньше, чем исторических сведений о Шекспире. Он родился в 1172 году и умер в 1216… Как гласит предание, Руставели был сиротой, его воспитал дядя, бывший монахом. Он учился сначала в приходской школе, потом был послан в Афины и в Иерусалим. Руставели был красиволиким певцом Тамар, прекраснейшей царицы Грузии. Ее он любил любовью безнадежной. Ее он воспевал и в одах, похожих на песни соловья. И в этой поэме «Носящий барсову шкуру», где она воплощена в лике Тинатин. Сгорая любовью к ней, он удалился в Иерусалим, сделался иноком и умер в монастыре Святого Древа, душой с ней слиянный и в предсмертные минуты. Это он сам – красивый барс, всегда готовый к меткому прыжку. Это он сам, взявший, как знамя, барсову шкуру, шкуру пантеры, зверя красивого и страшного, неожиданного в своих движениях и умеющего растерзать, – как красива, неожиданна, узорна, и всегда порубежна с терзанием, любовь.
Читатель: Так Руставели – настоящий средневековый рыцарь!
Поэт: …один из первых в Европе крестоносцев Любви…
Читатель: При этом поэтически одаренный!
Поэт: Есть цветы, о которых можно говорить без конца, – и быть может не нужно говорить вовсе, – так они хороши. Роза, лотос, орхидея, пламецвет, – нужно ли их восхвалять? Мы их хвалим, однако, если не словами, так любовью. Узнать несколько стихов Руставели, значит полюбить его. Кто полюбит, тот хочет достичь, или хотя бы приблизиться. Так было и со мной… Вернувшись в Россию, я посетил Грузию и, ободряемый в трудной задаче Грузинскими друзьями, приступил к подробному изучению великой поэмы Руставели. После нескольких лет изучения этой певучей былины Грузии, я окончил полный перевод – перепев ее. Но волею Судьбы целых шестнадцать лет ждал он напечатания…
Читатель: Трудно переводить с грузинского языка, на котором писал Руставели больше семи веков назад?
Поэт: В четырестрочии Руставели… четыре раза повторяется одна и та же рифма, — я преломляю каждую строку рифмой, повторяемой трижды в каждом двустрочии, причем конец каждой второй и четвертой строчки связан, кроме того, самостоятельной рифмой. Таким образом, в каждом четырестрочии у меня восемь рифм, и в шести тысячах строк всего текста Руставели, в русском ее лике, будет двенадцать тысяч рифм. Эта добровольно наложенная на себя тяжесть выполнения вызвана не произвольною прихотью, а желанием дать в русском стихе достойное отображение пышной красоты, мною увиденной, звуковую равноценность, которой Руставели достигает, опираясь на большую звучность грузинских слов, построенных на мужественной силе согласных.
Читатель: Константин Дмитриевич, все же какой он, грузинский язык?
Поэт: В суровом, но и нежном, в мрачном, но и лучезарном как темные драгоценные камни, в многообразном царстве гор, где вознесенные вершины покрыты вечными снегами, а нижележащие склоны оделись в венчальный наряд цветущей алычи, должен был возникнуть народ, самая речь которого судорожно страстная, полная нагромождения согласных звуков, вырывается из человеческого горла с тем освободительным разъятием сжатости, с тем своеобразным чарованием взрыва, с которым горный ключ падает по камням, прорвавшись в граните. И там, где житель равнины, убаюканный своими полноводными реками и неоглядною ширью степей с их качаньем ковыля, будет построять свою речь на музыке гласных, горец, неизбежно, будет предаваться радостному ощущению дикой силы нагромождаемых согласных.
Читатель: Неужели даже признание в любви на грузинском языке тоже будет звучать как взрыв и шум водопада?
Поэт: И даже в те минуты, когда человеческое сердце начинает нежно лепетать о своей влюбленности другому человеческому сердцу, я построю нежнейшие слова, основанные на гласных и сладостной согласной Л — «люблю тебя, милая», — а грузин будет восклицать, с журчаньем ручья и с свистом ветра, — «Мик-h-вархар, дзвир-пасо!»
Читатель: Константин Дмитриевич, одно из редких изданий поэмы Руставели в Вашем переводе есть во Владимирской областной научной библиотеке. Издательство «Академия», 1937 год. Кажется, после беседы с Вами я вполне дорос до того, чтобы прочесть «Витязя в тигровой шкуре» в полном переводе!
Поэт: Это лучшая поэма любви, которая когда-либо была создана в Европе, смеющаяся, тоскующая, пламенеющая, переливающаяся яхонтами радуга любви, красочный и волшебный мост, связующий небо и землю… Как великолепна первая глава. Словно тяжелые узорные занавесы с кружевными золотыми кистями…
«Будь открытой милосердью. Будь как бы щедротной твердью.
Знай, что доброму усердью подчиняются сердца.
Свяжет вольных — свет во взоре. Будь такою же, как море,
— Реки скрыв в своем просторе, влагу жертвуй без конца.
Расточая вдвое, втрое, расцветешь ты как алоэ,
Это древо вековое, чье в Эдеме бытие.
Щедрость — власть, как власть закала. Где измена? Прочь бежала.
Что ты спрячешь, то пропало. Что ты отдал, то твое».