Читатель: Guten Tag, Константин Дмитриевич! Кажется, прошлый раз мы остановились на одном из переломных моментов Вашей жизни — исключении из Шуйской гимназии.
Поэт: Из 7-го класса в 1884 году был исключен по обвинению в государственном преступлении, принадлежал к революционному кружку, но через два месяца был принят во Владимирскую гимназию, где кончил курс, прожив как в тюрьме, полтора года под надзором классного наставника, в квартире которого мне было приказано жить.
Читатель: Полтора года как в тюрьме – не самые приятные воспоминания о городе Владимире, пожалуй. Но, может быть, что-то хорошее и значительное все-таки связывает Вас с этим городом?
Поэт: Кончая гимназию во Владимире губернском, я впервые лично познакомился с писателем, — и этот писатель был никто иной, как честнейший, добрейший, деликатнейший собеседник, какого когда-либо в жизни приходилось мне встречать, знаменитейший в те годы повествователь Владимир Галактионович Короленко.
Читатель: Потрясающе! Простите, что перебиваю Вас, Константин Дмитриевич. Не каждый может похвастаться, что еще в юном возрасте имел возможность познакомиться с выдающимся писателем.
Поэт: Перед его приездом во Владимир, в гости к инженеру М. М. Ковальскому и его жене А. С. Ковальской, я дал А. С. Ковальской, по ее желанию, тетрадь моих стихов для прочтения. Это были стихи, написанные мною главным образом в возрасте 16-17 лет. Она передала эту тетрадь Короленко. Он увез ее с собой и позднее написал мне подробное письмо о моих стихах. Он указал мне на мудрый закон творчества, который в ту пору юности я лишь подозревал, а он четко и поэтически выразил так, что слова В. Г. Короленко навсегда врезались в мою память и запомнились чувством, как умное слово старшего, которого должно слушаться. Он писал мне, что у меня много красивых подробностей, успешно выхваченных из мира природы, что нужно сосредоточивать своё внимание, а не гоняться за каждым промелькнувшим мотыльком, что никак не нужно торопить своё чувство мыслью, а надо довериться бессознательной области души, которая незаметно накопляет свои наблюдения и сопоставления, и потом внезапно всё это расцветает, как расцветает цветок после долгой невидной поры накопления своих сил. Это золотое правило я запомнил и памятую ныне. Это цветочное правило нужно было бы, ваятельно, живописно и словесно занести над входом в ту строгую святыню, которая называется – Творчество.
Читатель: Константин Дмитриевич, у меня есть для Вас подарок! Помните, во Владимирской гимназии с Вами учился Дмитрий Кардовский – в будущем известный художник. Мне удалось найти его воспоминания, там и о Вас написано. Вот они.
Поэт:
Струя
Наклонись над колодцем, — увидишь ты там:
Словно грязная яма чернеется,
Пахнет гнилью, и плесень растет по краям,
И прозрачной струи не виднеется.
Но внизу, в глубине, среди гнили и тьмы,
Там, где пропасть чернеется мглистая,
Как в суровых объятьях угрюмой тюрьмы,
Робко бьётся струя серебристая.
См. также: