Разговор седьмой

Портрет Константина БальмонтаЧитатель: Buenos dias, Константин Дмитриевич! «…весь я в чем-то испанском…» – продолжаем приветствия в духе Игоря Северянина.

За две наши с Вами прошлые встречи я разобрался во множестве вещей: узнал, что такое поэзия и чем она отличается от прозы, увидел образ стиха, понял, чем поэт-символист отличается от поэта-реалиста. «Хорошо быть в воздухе Поэзии», – сказали Вы. Так продолжим? Побудем сегодня в «воздухе Поэзии»! Какие они на самом деле – Поэты?

Поэт: Какое это нежное слово – поэт! С этими несколькими буквами мы привыкли сочетать целый строй гармонических ощущений.

Произнося это слово, мы чувствуем что-то неопределенно-красивое, волнующее, манящее, что-то, напоминающее нам о том счастливом и обаятельном, чего желаем мы все. И вправду, что может быть нежнее ритмических строк и повторительных созвучий? В них и музыка и живопись, в них и зыбкая прелесть предчувствия и окутанные дымкой родные тени воспоминания. Детство и юность, первая любовь, первые робкие журчания ручья, пробивающегося из темной земли к свету и воздуху, переливы зеленых трав, перемешанных с цветами, над которыми тихонько пролетает майский ветер, бездонность голубого неба, красота белоснежных облаков…

Поэт – стихия. Ему любо принимать разнообразнейшие лики, и в каждом лике он самотождественен. Он льнет любовно ко всему, и все входит в его душу, как солнце, влага и воздух входят в растение. Поэт – облако, птица, звенящая мошка. Поэт – море, ветер, цветок и звезда. Поэт – малое дитятко, влюбленный юноша, празднующий свою весну, задумавшийся о вечности старец, дервиш, объятый бешеной пляской, задымленный кузнец, ударяющий молотом. Поэт есть голос времен, он – послушное орудие мировых свершений, он росинка, которой радостно напоить подорожник, он свирель, без которой нельзя любить красиво, он боевая труба, под звуки которой весело идут на смерть.

У поэта свои пути, своя судьба, он всегда, скорей комета, чем планета, если он истинный поэт, то есть не только пишет стихи, а и переживает их, живет поэтически, горит и дышит поэзией.

Читатель: Какое завидное многообразие! А каких черт нет в поэте?

Поэт: Некоторых черт в поэте никогда не бывает. Так, поэт изменчив, он изменчивей морской волны и дрожащей паутинки, но никогда поэт не был изменником. Измена, изменничество, низость предательства несовместимы с достоинством поэта, и я не знаю в истории ни одного поэта, который бы предал свою родину…

И еще нет некоторых черт в лике поэта. Сколько свойств ни вмещает в себя поэт, он не вмещает в себе страха, и ему незнакома трусость. Пушкин и Лермонтов не боялись стать под пулю, когда им показалось, что так должно. И Шелли без страха утонул в море. И лорд Байрон не боялся умереть на поле битвы, сражаясь за независимость Эллады.

Читатель: Значит, поэт не только утонченный созерцатель, он – реален, он живет и действует?

 Поэт: …без способности действовать никогда в поэзии не будет истинного чувства личности. Эти люди, говорившие самые нежные, и самые сильные, и самые соблазнительные слова, умели проходить в действительности всю гамму ощущений. Они знали самые низкие падения и самый высокий героизм, они поднимали меч за родину, они губили женщин, они жертвовали жизнью во имя женщин, они делались монахами, они погибали в вертепах, они сидели в тюрьмах, они были героями, они были преступниками, они знали все.

Два маленькие события бросают на этих людей яркий свет и озаряют их смелые лица.

В одной из испанских церквей, где молятся и любят одновременно, некий кабальеро устраивает своей даме сцену ревности и доходит до того, что ударяет ее. Совсем вблизи находился один из лучших писателей старой Испании, Франсиско Кеведо, не знавший ни его, ни ее. Он быстро подходит к наглецу, говорит ему дерзкое слово, хватает его за руку, они выходят из церкви, они выхватывают шпаги, – испанская дуэль – без врачей и без секундантов, – и Кеведо убивает его. Все происходит в несколько секунд.

Весной 1593-го года в Лондоне свирепствовала чума. Актеры, вместе с другими желавшими жить, бежали в провинциальные города и деревушки. Кристофер Марло, актер и поэт, как Шекспир, был в селении Дептфорд, в нескольких милях от Лондона. Там были люди, пирующие во время чумы, были чары Алкоголя, под властью которых так хорошо говорить и забыться, были женщины, которым можно говорить слова любви, не зная их имени и не будучи им представленными. В одну из таких влюбился Марло. Он встретил взаимность, но однажды, войдя в эту комнату, где люди веселились, он видит, что возле его дамы какой-то соперник. Ослепленный ревностью, он выхватывает кинжал, устремляется на соперника, тот ловким жестом меняет направление руки Марло, и острие кинжала пронзает не грудь безымянного Арчера, а глаз и мозг предшественника и состязателя Шекспира. Его схоронили в безвестном месте, и на плите написали: «Кристофер Марло, убит Фрэнсисом Арчером, 1-го июня 1593-го года».

 Читатель: Какие потрясающие истории!

Поэт: Живя они жили, умирая не дрожали. Они знали, что такое ласки и что такое вражеский призыв…Они знали, что, когда хочешь чего-нибудь достигнуть, нужно хотеть – хотеть и не уступать.

Читатель: Выходит, поэт – это не только нежность, но и твердость, отвага, героизм. А что еще?

Рисунок Ольги Дудукиной

Рис. О. Дудукиной

Поэт: Стих должен быть крепким. А для этого нужно скрутить себя. Уметь в весенний свой день сидеть над философской книгой, и английским словарем, и испанской грамматикой, когда так хочется кататься на лодке и, может быть, можно с кем-то целоваться. Уметь прочесть и 100, и 300, и 3000 книг, среди которых много-много скучных. Полюбить не только радость, но и боль. Молча лелеять в себе не только счастье, но и вонзающуюся в сердце тоску. И в годину несчастия своей родины не убегать от них, а вбирать их в себя. Чтоб они через тебя кричали и пели…  Долго ждать, долго молчать, но, заговорив, иметь что сказать.

Птенец испытывает крылья,

Не отлетая от гнезда.

Из недр щедротных изобилья

Прорвется вспевная вода.

Но прежде долгий путь подземный

Пройдет во мраке взрывный ключ,

Пред тем как с миром бой безшлемный

Зачнет, дробя граниты круч.

И сплав руды, пред коей камень

Смягчит свой сплоченный объем,

Пройдет через упорный пламень,

Чтоб засветиться лезвием.

Не так ли ты, вещатель слова,

Что будет брошено в века?

В час вожделения святого

В тебе давнишняя тоска

Поет, свивая жгут цветка.

См. также:

Мероприятия Года с Бальмонтом